- Мне кажется, он не понял, что умер...

Дело было в далекие уже семидесятые. Я тогда служил срочную службу и мне довелось быть в охранении вагона. Эта история произошла на одной маленькой станции, которую и станцией-то назвать можно с большой натяжкой. 

Все время мы сидели в отведенной нам клетушке в вагоне, но на таких станциях, куда деваться некуда и никто нас не видит, нам разрешали выйти из вагона, чтобы покурить на свежем воздухе и размять ноги. 

Стоянка ожидалась долгая, не знаю уж, в чем причина, но стояли мы там около пяти часов. Спать не хотелось совершенно, потому что в пути мы были уже третий день. А обязанностей у нас было немного. 

На улице мел снежок, чуть ли не первый в этом году. Стоять под ним было приятно, воздух пах свежестью и в вагон заходить совсем не хотелось. А хотелось стоять, дымить папиросой и смотреть на небо.

Вот с папиросами были определенные проблемы. Запас был не резиновый, поэтому свои мы старались экономить, стреляя сигареты при каждом удобном случае. Обычно у обходчиков, которых видели около поездов. Да больше и не у кого было. На больших станциях нам выходить запрещалось. 

На этой станции было совсем безлюдно, я уже загрустил, как в голове состава стал маячить свет фонаря. Я воспрял духом, появился шанс получить заветную папироску. От вагона я не отходил, ждал, когда человек сам приблизится. 

Мне навстречу шел дедок в ушанке, телогрейке и с какой-то палкой в руках. Ей он периодически постукивал что-то под поездом. Я терпеливо ждал. 

Но когда дедок приблизился, а я его окликнул, он не отреагировал никак, шел себе дальше и шел, постукивая своей палкой. Я его раза три окликнул, но толку никакого. Подходить не стал, дедок был странный, а у меня все-таки оружие при себе, мало ли во что обернется. Да и напрягало меня что-то в том дедке.

Я не стал дальше наблюдать за дедком, а через какое-то время замерз и вообще полез в вагон. Но спать не хотелось, а внутри было скучно, даже не поговорить, офицер спал, а его будить - себе дороже выйдет, в миг работу найдет. 

Через какое-то время я опять спустился на перрон, потому что после свежего воздуха спертый запах вагона казался нестерпимым, все-таки восемь мужиков не первые сутки в пути. 

На мое счастье шел мимо мужик, не тот, которого я уже видел, а другой. Я его окликнул, спросил папироску, он не стал жадничать, поделился. 

Я его благодарю и говорю, мол, хоть один человеком оказался, а то давешний дедок даже головы не повернул, когда я звал. Мужик оживился, спросил, что за дедок, я и описал. А мужик мне и говорит, что того дедка уж десять лет как схоронили по зиме. 

Рассказал, что дед был одиноким, потому что вся семья раньше него на тот свет отправилась. А он остаток дней на работе и провел. Даже жил в той сторожке, где обычно работяги греются и отдыхают. В той сторожке его и нашли, ушел во сне. 

- Он и теперь, бывает, на работу выходит. Мне кажется, он не понял, что умер...

По первости мужики его шарахались, а потом привыкли, зла от него никто не видел. Видят его иногда на перроне, иногда в той сторожке, на путях. Ни с кем он не общается, и до него не докричаться. 

Я сначала думал, что меня тот мужик просто разыгрывает, увидел молодого и давай ему лапшу на уши навешивать. А потом вспомнил, что после того дедка на снегу не оставалось следов. Ладно у вагона, там я натоптал, но ведь и дальше он шел, а следов не прибавлялось. 

Я даже сослуживцам ту историю не рассказывал. Все равно не поверили бы. А я вот уверен в том, что видел.