Сходила в баню и нажила себе проблем

Как-то в бане я немного порезалась, когда брила подмышки. Ничего страшного, так показалось мне в начале. Мне тогда было только восемнадцать лет, с мамой жила. 

На следующий день ранка припухла и начала болеть, а еще через пару дней там появилось небольшое уплотнение. 

Начитавшись всяких страшилок, я поплелась к нашему фельдшеру. Маме ничего не сказала, чтобы не пугать. А жили мы в небольшой деревне, фельдшер к нам только два раза в неделю приезжал. В тот день, к счастью, медпункт как раз был открыт.

Фельдшерица меня осмотрела.

— Гидраденит, — сообщила она, — мажь хлоргексидином, и все пройдет. А если лучше не станет через пару дней, то к хирургу в райцентр езжай. 

Выдала она мне флакончик нужной жидкости. Я еще подумала, и второй флакончик купила, на всякий случай.

И вот начала усиленно лечиться. Чуть ли не мылась этим хлоргексидином, но опухоль в подмышке только увеличивалась. И вот тогда я показалась маме во всей красе. 

Она только руками всплеснула, охнула и побежала в огород. Там, у забора, лопух рос. Мама его листья  нежадно обломала, дома помыла, на мясорубке провернула, полученной кашицей щедро смазала бинтик.

— Прикладывай! — скомандовала она.

Я послушно приложила к смазанному хлоргексидином  воспалению зеленую бурду. 

— Если за ночь не прорвет, утром к врачу поедем! — безапелляционно сказала мама, — резать, наверное, будут.

Я только представила врача со скальпелем, мне тут же плохо стало. Всю ночь мне снился злобный оскал доктора, который просвечивался через медицинскую маску. 

Проснулась  утром в панике, понимая, что лопух оказался настоящим лопухом, толку от него ноль, подмышка так и болит. Но к врачу я не хочу. В общем, соврала я маме, что все в порядке. Она торопилась на работу в столовую, поэтому мне поверила.

Я тогда на почте работала. Хоть и болеешь, а идти надо. Пришла я вся такая несчастная, рассказала начальнице, что со мной приключилось.

— Так, корреспонденцию сегодня не привезут, пошли! — скомандовала уже она.

Закрыли мы почтовое отделение, и я послушно поплелась за начальницей. Пришли мы к бабке, которая в деревне грыжи у детей заговаривала, и сглазы всякие лечила. 

Глянула старуха на мою болячку.

— Сучье вымя это, — прошамкала она беззубым ртом.

— Что? — в страхе прошептала я.

— Прыщ этот так в народе называют. Не бойся, девонька, помогу твоей беде, — успокоила старушка. 

Чего-то она пошептала, потом на ранку какой-то водичкой брызнула.

— К вечеру прорвет, — пообещала лекарша. 

Только мы вышли с начальницей от старушки, как тут мама нам навстречу идет. Она все без лишних слов поняла. Сгребла меня в охапку и домой потащила, ругая, что обманула ее.

— Мама, пойми, я не хочу, чтобы меня резали, — пыталась объяснить я ей.

— Горе ты мое! Там ведь совсем чуть-чуть разрез будет. А ты к шарлатанке этой пошла. Ладно, давай завтра утром поедем к врачу. Не переживай ты так! Все нормально будет! — мама обняла меня, погладила по голове,  как маленькую, поцеловала.

А вечером нарыв вскрылся сам. Я так была рада! Не надо к врачам ехать. Но наутро мама меня все же повезла в больницу. Доктор осмотрел, обработал рану, повязку наложил. Сказал на прием завтра приехать. 

И знаете, я уже была совсем не против лечиться в больнице, потому что доктором оказался не какой-нибудь злобный дядька, и очень приятный молодой человек. К такому даже хочется идти на прием.