Едва не поднял руку на жену спустя 30 лет брака. А все от того, что мы стали совершенно разными людьми

истории читателей

Я и Ангелина были вместе с самой школы. Все нас всегда называли парочкой, хоть поначалу и не было никаких чувств, а потом мы решили, что все-таки друг другу нравимся и неплохо бы и вправду пожениться.

Наш брак был по-настоящему счастливым. Не было какой-то невероятной страсти или бешеных чувств, но были теплые, доверительные отношения. 

Мы с моим ангелом были друг для друга партнерами. Всегда заботились друг о друге, а потом еще и о ребенке. Все у нас было, как у людей — и дом, и семейный очаг, и финансовый запас, позволяющий жить если не слишком богато, но и не бедно.

И дочь у нас выросла хорошим человеком, настоящей умницей. Школу на отлично окончила, в институте выучилась, получила хорошую работу.

Мы никогда не скандалили, всегда находили компромисс. А если нет, то просто больше не разговаривали о проблеме.

Но недавно я начал замечать, что жена относится ко мне все холоднее и холоднее. 

С тех пор как дочь уехала из дома, и мы остались с Ангелиной жить только вдвоем, мы не так уж много времени проводим вместе. Ей мои рыбалка и гараж не интересны, мне ее садоводство и вышивка тоже. 

Пересекаемся иногда на кухне или в гостиной, но редко говорим о чем-то важном. Все больше разговоры напоминают стариковский треп, хотя ни она, ни я не чувствуем себя пока совсем уж стариками.

На семейных застольях, когда мы собираемся с детьми и кумовьями, она нередко меня одергивает. И там-то выяснялось, что мы имеем совершенно противоположное мнение о многих вещах.

Раньше, почему-то, меня это совсем не напрягало, но теперь я усиленно пытаюсь вспомнить, о чем же мог говорить с женой все эти годы. Не о пеленках и распашонках же мы болтали тридцать лет? 

Мы ведь дружили по молодости, у нас были общие интересы, общие пристрастия, что-то свое... Но сейчас я не могу припомнить ни одного такого момента. С дочкой — да, сколько угодно, мы много разговаривали обо всем на свете, но с женой?

Ангелина сильно изменилась за эти годы. Не представляю, как я мог раньше этого не замечать? Ведь не осталось ничего от той юной красавицы, которую когда-то любил. 

Фигура оплыла, лицо сморщилось от постоянного ворчания, характер очень испортился. Она стала взбалмошной, крикливой, вечно недовольной. 

Я с удивлением понял, что именно поэтому стараюсь побольше времени проводить вне дома. Банально не хочется общаться...

На последнем празднике, когда мы собрались всей семьей на шашлыки, я услышал, как она болтает обо мне с женами братьев.

— Да этот пень старый только и знает, что пить с дружками. То в гараже, то на природе. Не помогает по дому совершенно ни с чем. И почему он от вича своего не помер, не пойму...

Я, когда это услышал, едва сдержался, чтобы не ударить ее. Сам не понимаю, как остановил руку, которая уже летела в сторону лица женушки.

У меня никаких болезней никогда не было, но от ВИЧ умерла моя бабушка. Так уж вышло, что никто в семье, кроме меня, с ней особо не общался, поэтому и горечь от утраты целиком досталась мне. 

И Ангелина знала, что для меня это больная тема, прекрасно знала! И с друзьями в гараже я никогда не пил. Нет, я не ярый трезвенник, но нас не тянуло никогда, и домой я возвращался всегда в трезвом виде...

Раньше я на жену никогда руку не поднимал. За тридцать лет — ни разу. Я был счастлив жить с ней.

А теперь напротив меня сжалась совершенно не знакомая мне склочная тетка. Испугалась удара, а потом, когда поняла, что ей уже ничего не грозит, принялась меня костерить на все лады и призывать родственников в свидетели.

На меня со всех сторон смотрели осуждающе, непонимающе, испуганно.

Я не стал ни перед кем объясняться и просто ушёл из дома. Завтра, наверное, соберу вещи, и поеду погостить к дочери. Мне надо поговорить хоть с одним близким человеком, чтобы понять, как жить дальше...

В рубрике "Мнение читателей" публикуются материалы от читателей.