Мама так долго шантажировала меня своим здоровьем, что мне уже всё равно. А других козырей у нее нет

Видимо, моей маме никто в детстве не читал сказку про мальчика, который кричал про волков, задолбав этим всю деревню, а потом волки на самом деле пришли и его съели. 

Вот и со мной так же. У меня уже иммунитет на мамины манипуляции, они больше меня не трогают, только раздражают. Потому что я знаю, что это всё ложь. 

С самого раннего моего детства мама взяла на вооружение прием манипуляций своим здоровьем. Ведь что может напугать ребенка сильнее, чем болезнь или смерть мамы? Ничего. 

Когда я в детстве начинала капризничать, мама хваталась за голову, якобы она у нее разламывается. Конечно, я сразу прекращала, потому что было страшно. 

Кроме мамы у меня никого не было. Папу своего я не знаю, он ушел еще до моего вхождения в сознательный возраст. Не исключаю, кстати, что именно из-за маминых манипуляций. 

Мама всегда говорила, что вот я ее доведу, она умрет, а меня отправят в детский дом, где с детьми очень плохо обращаются. Конечно, меня это всё ужасно пугало. 

Всегда, когда что-то шло не по маминому желанию, она начинала хвататься за сердце, за голову, за живот, изображать, что вот-вот сейчас умрет. 

Потом стала еще картинно отказываться от моей помощи, закатывая целые спектакли. 

- Нет, иди, тебе же плевать на мать! Вернешься со своей гулянки, а я уже холодная лежать буду, - еле слышно шептала она. 

И это работало. Конечно, работало: ведь я была маленьким ребенком, который просто не хотел учить математику, хотел гулять с друзьями и не думать о том, что мама может умереть. 

Когда мне было уже лет пятнадцать и эти мамины приемы переставали работать так, как ей хотелось, она начала пользоваться другой схемой - обещать наложить на себя руки. 

Это было свежо, поэтому на меня действовало лет до двадцати. Мама отыгрывала отлично. Я пару раз на самом деле чуть ли не из петли ее вытаскивала. 

А мне всего-то хотелось пойти на дискотеку, а потом погулять с мальчиком. Мама же настаивала, чтобы я осталась дома, потому что нечего шляться. 

Ну, когда же шляться, как не в восемнадцать лет? Юность, друзья, влюбленность, закаты, рассветы. Я должна была сидеть дома, потому что маме не нравилось, когда она не может меня контролировать. 

Но чем старше я становилась, тем меньше на меня действовали мамины манипуляции. Когда я сняла отдельную квартиру, мать позвонила мне в первую же ночь моего отдельного проживания. 

Она шептала умирающим голосом, что прихватило сердце, требовала приехать. Я нашла в себе силы посоветовать ей вызвать скорую, а сама не поехала. 

За ночь я вся извелась, конечно, но понимала, что с вероятностью в девяносто девять процентов мама опять устраивает свой любимый спектакль. Так и оказалось. 

Чем дальше, тем безразличнее я относилась ко всем маминым звонкам и рассказам, что ей плохо, она сейчас с собой что-то сделает и всё в таком духе. 

Душа грубела и уже не отзывалась. Если еще пару лет назад я бы как минимум мучилась бессонницей, гадая, а вдруг маме на самом деле плохо, то теперь этого нет. 

Мне стало всё равно. Такое ощущение, что я уже пережила внутри себя сотни маминых смертей, так что теперь меня это все абсолютно не трогает. 

Я даже не уверена, что заплачу, когда она всё-таки умрет по-настоящему. Уже коркой покрылось то место, которое должно в таких случаях болеть. 

А мама этого словно не понимает. Она продолжает добиваться внимания к себе, манипулировать путем шантажа. Словно не замечает, что это не работает. 

Пришлось ей недавно это объяснять на пальцах. Я сказала, что если она не перестанет придуриваться и постоянно притворяться умирающей, чтобы добиться от меня чего-нибудь, то я просто прерву с ней всякое общение. 

До мамы не дошло. Она начала истерить, потом схватилась за сердце, сделала вид, что задыхается, даже со стула на пол сползла, актриса погорелого театра. 

И у меня в душе ничего не дернулось, я видела эту картину сотни раз. Стало просто мерзко. Перешагнула я через лицедействующую маму и пошла домой. До мамы так ничего и не дошло. 

Она даже не поняла, до какого безразличия к себе меня довела. Я думаю, нам не стоит с ней больше общаться. Я на этот театр одной актрисы уже насмотрелась, надоело.