На 23 Февраля узнал об отце много нового и не самого приятного

Я всегда думал, что у меня крайне героический папаша. Еще бы. Судя по его рассказам, он прошел несколько горячих точек еще в советское время и командовал ротой каких-то убийц-отморозков. 

А еще в совершенстве овладел всеми известными видами стрелкового оружия. Я слушал, приоткрыв рот, и мечтал стать таким же, как он.

Байки начинались примерно одинаково. Немного поддав за ужином или на какой-нибудь праздник, батя принимал позу философа и начинал «вспоминать». 

Как его загребли в армию в свое время, как бросали от Африки до Азии по полям сражений. Как он спас женщину и ребенка из рук вражьих десантников.

И так далее – рассказов было бесчисленное множество, один краше другого. Но всегда все завершалось примерно одинаково:

- Папа, какой ты все-таки у меня крутой! - говорил я с восторженными глазами. - И ведь жив остался, удивительно.

- Ну так заговоренный. Только все в прошлом, - на этом месте папаня демонстративно прикрывал глаза, словно от отчаяния. - Остались только навыки – их не вытравить. Руки-то помнят автомат.

И так, представьте себе, из раза в раз на протяжении многих лет плюс-минус одинаковыми фразами. Не спрашивайте почему, но я ему верил. 

Ну не мог поставить под сомнение слова, сказанные столь авторитетным для меня человеком. Родным отцом. Правда же всплыла внезапно – как обухом по голове огрела.

Накануне 23 Февраля несколько лет назад я договорился со знакомыми, чтобы разрешили отцу пострелять в тире из автомата. Не спрашивайте, кто они и откуда у них есть такая возможность. 

Просто знакомые – я сам не военный, судьба свела с нужными парнями. Те, конечно, спорить не стали – выразили почтение к столь героическому папеньке и назначили время визита.

На следующий день, то есть непосредственно в сам праздник, я приехал к папе с отличными новостями. Точнее, думал, что они отличные.

- Бать, собирайся. Будешь сейчас у меня молодость вспоминать, - сказал я с порога.

- Какую еще молодость? - переспросил он настороженно.

- Так боевую. Ты ж так тоскуешь по военному прошлому… - я говорил совершенно искренне и настолько волновался, что не заметил погрустневшее лицо родителя.

Отпираться он, впрочем, не стал. Послушно оделся, сел в машину и весь путь до самого тира не издал ни звука. Казалось, о чем-то напряженно думал – то ли подбирал слова, то ли действительно что-то вспоминал. А я не мешал. Зачем портить старику такой важный день? Захочет – сам расскажет о своих тяготах и страданиях.

Короче, опущу ненужные подробности. То, что папенька не умеет стрелять из автомата, я понял в первые минуты пребывания в тире. Мало того, стало ясно, что он в принципе никогда не держал его в руках. В боевых условиях, во всяком случае. Как-то неуклюже шевелил пальцами, не с первого раза сумел дернуть затвор.

Я и сам не боец – за всю службу только два раза оружие повидал. Но и то знаю автомат куда лучше, чем батя. Знакомые мои тоже, кажется, срисовали подвох, но ничего не сказали, даже не улыбнулись. 

Молодцы ребята. Уважают старость и не лезут не в свои дела. Но дома я не смог удержаться. Задал папеньке несколько вопросов.

- Слушай, уж прости, - начал я тихо, - но что-то ты, кажется, недоговариваешь…

- Да! - внезапно почти заорал отец. - Раскусил меня со своим тиром! Сделал, блин, подарок на 23 Февраля… Я не служил в армии. И стрелять не умею. И вообще, все это для меня темный лес.

- Так а зачем врал мне столько лет?.. - я не обижался на родителя, да и сейчас не обижаюсь, просто пытался понять, что им двигало.

- Хотелось казаться лучше, чем я есть на самом деле. Только способ какой-то кривой нашел. Совсем в своем вранье утонул и запутался. Ты уж меня прости, пожалуйста… Мне стыдно так, готов сгореть на месте!

Я ничего не ответил. Просто обнял отца, закрыл глаза и… вдруг осознал, что люблю его больше всего на свете. Несмотря даже на его косяк.

А ведь если бы не было такого праздника, как День защитника Отечества, то я никогда не узнал правду о папаше. Просто не представился бы повод преподнести столь «изобличительный» подарок. Что ни делается – все к лучшему!