Сестра устроила истерику, когда узнала, что я хочу съехать от родителей

Я рос в обычной, можно сказать, рабоче-крестьянской семье. Мать работала медицинской сестрой, в ближайшей к дому поликлинике, отец был моряком и в рейсах проводил по полгода, с перерывом на месяц-два. Так что моим воспитанием, по большей части, занималась мать и две старших сестры.

Для родителей я был поздним, но долгожданным сыном, для сестер, разница в возрасте с которыми у меня была десять и двенадцать лет, просто младшеньким.

Жили мы дружно в трехкомнатной родительской квартире. У сестер была своя комната, у родителей своя. Мне, как младшенькому досталась проходная гостиная, где вся семья любила собираться за просмотром телевизора.

Время шло, и мы взрослели. Закончив школу, Лена отучилась в техникуме и продолжала жить в родительской квартире. Она считала своим долгом помогать родителям с делами по дому и со мной в моей воспитании. 

Буквально через два года, вторая сестра Наталья, получив полное среднее образование, поступила в институт и уехала в столицу нашего региона.

Покинув родной дом, Наташа сразу перешла в разряд любимого ребенка, встречи и общения, с которым ждал каждый, а родители особенно. О ее делах мы узнавали из нечастых звонков и редких приездов в гости.

Забота двух мамочек, мечтавших воспитать настоящего мужчину, иной раз была, ну, прямо, чрезмерной. Я всегда с радостью соглашался на предложение друзей остаться у них дома с ночевкой, любил уходить в долгие туристические походы с одноклассниками и вообще старался не упускать любой возможности не ночевать дома.

Как оказалось, это только я думал, что время очень медленно тянется. Нет, оно пролетело. Лена вышла замуж и родила сына. Она по-прежнему считала своим долгом присматривать за родителями, которые уже вышли на пенсию, и помогать им. Именно поэтому она с мужем и ребенком жила в родительской квартире.

Вернувшись после армии домой, я сразу же устроился на завод, где сотрудникам, не имеющим жилья, предлагали общежитие. В коммунальной квартире из пяти комнат, общим душем, кухней и туалетом, мне досталась комнатка в девять квадратных метров. Она была крохотная, холодная, но зато только для меня одного. И я был счастлив.

— Что за бред? — услышав о моем решении жить отдельно, возмутилась Лена. — Значит жить с незнакомыми, посторонними людьми в одной квартире, делить с ними кухню, мыть за ними полы и туалет для тебя нормально? Чем тебе здесь не малосемейка? Все то же самое, только помощь мне и матери будет!

Она заводилась все сильнее. Мать с отцом, видать, не зная, чью сторону принять, ушли на кухню, ее муж с ребенком закрылись в своей комнате. Теперь ее крик не мог остановить никто из посторонних, а я и не пытался, молча собирая свои немногочисленные вещи.

Меня испугало то, что ее слова начали пробивать мое сознание, и я начал находить в них резон и смысл. Я сознательно не стал приводить никаких контраргументов, чтобы не подливать масла в огонь, но мне действительно стало казаться, что мое поведение похоже на бегство. На бегство от ответственности и из желания не отвечать благодарностью за влитую в меня когда-то заботу.

— Ну ладно. Есть у тебя комната в общежитии – хорошо. Пусть это будет место, куда ты сможешь уйти при желании. Зачем совсем-то переезжать?

Видать она поняла, что перед ней уже не тот ребенок, который смотрел на нее, как на вторую мать, и решила смягчить тон.

Понимая, что у нее есть шанс меня убедить, я старался ее не слушать совсем. Я отдавал себе отчет в том, что если я соглашусь с ее доводами и останусь, то со временем она все равно добьётся своего. Убедив самого себя в том, что поступаю абсолютно правильно, что никуда и не от кого я не бегу, а помогать родным можно, находясь и на расстоянии, я молча взял сумку, попрощался с родителями и ушел.

Со мной Лена не общается с тех самых пор. Это не мешает ей обсуждать мой поступок с нашей сестрой Натальей, которая, уехав из дома в другой город, а не на соседнюю улицу, продолжала находиться в статусе любимого ребенка и сестры.