Опозорила перед коллективом молодого сотрудника – получила мужа и новую должность одновременно

Эта история случилась в восьмидесятых годах прошлого столетия. Я замечательно рисовала и мечтала устроиться в издательство художником. Однако везде получала отказ – в советское время большое значение имел блат.

Приняли меня в типографию наборщиком текста. Я согласилась в надежде на то, что смогу себя проявить и со временем вместо стучания на печатной машинке мне позволят рисовать.

Не успела освободиться вакансия художника, как на работу приняли пижонистого паренька. Толька сверкал черными глазищами, носил модную челку и довольно модно одевался. Было понятно, что вещи он где-то «достает».

Все дамы в нашем коллективе от восемнадцатилетней Полинки до шестидесятилетней Анна Матвеевны млели от Тольки. И он бессовестно пользовался своим обаянием.

Однако у меня сразу к новенькому появилась неприязнь. Еще бы – художницей должна была быть я! Как выяснилось, рисовал Толик очень посредственно. У меня получалось намного лучше, вот только не желал никто мои таланты признавать.

Был Толик чьим-то протеже. Впоследствии я узнала, что в бухгалтерии работала его тетка. «Блатной» художник позволял себе опаздывать, сочиняя при этом всякие небылицы.

А еще он курил, устраивая себе перекуры под окном. Мне казалось, что так он просто от работы отлынивал. Хотя начальница нашего отдела Ольга Алексеевна смотрела на это сквозь пальцы.

- Ничего, молодой еще, перевоспитаем. Научится вовремя приходить и курить бросит! – уверяла она, снисходительно глядя на Толика.

- Ничего он не научится. Так и будет бездарностью, которому бы только за юбками бегать и смолить под окнами, - недовольно бурчала я, настукивая текст на ненавистной печатной машинке. Эх, мне бы кисточку!

За юбками Толик, действительно, бегал. Умел он девчонок к себе расположить. Но почему-то решил, что нужна ему еще одна павшая крепость – я!

Все свое обаяние приложил наглец, чтобы я обратила на него внимания, но бесполезно. Он передо мной билетами в кино трясет, а я лицо ворочу.  Другие сотрудницы от зависти локти кусают, все мечтают сами пойти с Толькой на фильм индийский. А я глаза закатываю и плечами пожимаю.

И цветы мне с городской клумбы он притаскивал, и комплименты говорил. Но все безуспешно! Но однажды по секрету сказал мне Толик одну вещь, за которую я готова была простить его.

- Ты, Лёлька, рисуешь лучше меня раз в сто. Ты должна была художником работать, а не на машинке стучать, - вот такие слова произнес он, что заставило меня смягчиться к парню.

Много я думала в тот вечер и решила, что неплохой он паренек. Ну, подумаешь, хронический опоздун и курильщик! Правильно, Ольга Алексеевна заметила – перевоспитать же можно.

А то, что бабник – так это потому что не влюбился по-настоящему. Вот я появилась – и не станет он бегать за чужими юбками.  И на следующий день собралась принять приглашение в кино. Однако не успела я и рта раскрыть, как на моих глазах, с «моими» билетами направился Толя к Зинке

Предложил ей пойти с ним на индийский фильм. А Зинка-то и согласилась.

Ох, как я разозлилась – знал бы кто. И решила отомстить. Рисую же я хорошо, просто замечательно. Вот и нарисовала изобличительную стенгазету, чтобы приструнить мерзавца.

Нарисовала я человечка пузатенького на коротких ножках, но с лицом Толика – с его характерной родинкой на щеке, острым подбородком и модной стрижкой. То он стоял у меня в обнимку с индианкой (а вот нечего было на «Зиту-Гиту» Зинку водить), то забегает взъерошенный в кабинет, где на часах уже десять утра.

И с сигареткой, конечно, нарисовала Толика – прямо вот в клубах дыма. А рядом людей, которые задыхаются от кашля. Не упустила я того нюанса, что наш художник бабник. Изобразила его с красками и кисточкой в окружении дам разных возрастов и комплекции.

Задержалась я на работе подольше и повесила свое творчество в холле. Ух, как взволновала моя стенгазета коллектив. Типография то большая – сотрудников много. Кто-то смеялся от души, а кто и возмущался.

Были даже те, кто с одобрением отнесся к «разоблачению». Верно, мол, пропесочили негодного сотрудника. А сам Толик полдня ходил красный, как рак, и зло на меня поглядывал. Все его задирали кому не лень, стыдили и высмеивали.

Сейчас, конечно, не было бы такой реакции, да и сдернули бы давно со стены порочащий плакат. Но в советское время критика через стенгазеты естественно воспринималась. И неплохо работала!

После этого каждый вечер Толик ждал меня с работы и выражал свое возмущение. И провожал до дома получается. И если вначале мы выясняли отношения, то со временем очень даже сдружились.

Несколько месяцев мы просто встречались, а потом взяли, да и подали заявление в ЗАГС. Кстати, мою стенгазету заметило руководство типографии. Сразу же нашлась для меня вакансия художника, и я с радостью перешла в другой отдел.

С Толиком мы живем уже много лет. Правда теперь его зовут Анатолий Иванович, у него появился животик, а вместо модной стрижки элегантная лысина. Есть дети у нас, уже и внучок появился, но муж порой припоминает мне ту стенгазету и журит за то, что пропесочила его много лет назад.