Разгильдяй, получивший двойку, привел ко мне на разборки отца-авторитета

Каждый раз, когда я смотрю на Бориса, моего ученика из 8«Б», у меня возникает стойкая ассоциация с павианом. Даже не знаю, почему именно с ним. Вроде бы и внешне он на обезьяну не похож, и ведет себя более или менее прилично… 

Вел, точнее. Раньше. Скорее всего, причина кроется в интеллекте Борьки. Вернее, в его отсутствии.

Нет, ничего не имею против павианов – это гордые и красивые животные… Но, как мне кажется, ни один из них не способен выучить параграф из учебника по истории и пересказать мне его на уроке. 

Казалось бы, дело-то плевое. Я же никогда не спрашивал с Бориса, например, исторических сочинений или глубокого анализа источника. Просто тупой пересказ.

Но он даже на это, как оказалось, неспособен. И все бы ничего, но в один момент этот балбес… начал угрожать мне своим отцом. Я Боре как раз хотел поставить очередную двойку из-за несделанного домашнего задания, а он подбоченился и принялся брызгать слюнями:

- Вы, Павел Петрович, понимаете, кто мой папа?

- При чем тут твой папа? - я внимательно посмотрел на школяра, пытаясь уловить на его лице хотя бы зачатки совести и разума. - Задание было дано не ему, а тебе. Следовательно, двойку ставлю заслуженно.

- Он в авторитете! Если ты мне поставишь пару, то завтра будешь болтать с ним.

- Не помню, чтобы разрешал тебе говорить со мной на «ты», - я пожал плечами и влепил пару в журнал. - Давай, зови отца. Кого угодно зови. Надоел.

Не скрою, разозлился на Бориса. В конце концов, сколько можно терпеть эту наглость и вседозволенность? Он себя, по всей видимости, возомнил кем-то типа царька. Раз папа авторитет, то, значит, можно творить чего вздумается…

Вечером в голову полезли дурные мысли. Смех смехом, а батя у Бори действительно мужчина серьезный. Про него в школе давно ходили нехорошие слухи. Мол, что он тесно связан с криминалом, что ему человеку жизнь сломать как два пальца… кхм… извините. И ведь он на самом деле мог прийти ко мне с претензиями!

За этими размышлениями я заснул тревожным сном. А на следующий день к первому уроку в моем кабинете оказались Борис и его отец. Да, на самом деле мрачный тип. Глаза навыкате, мускулы стальные, взгляд колючий, челюсть выпячена как у бульдога. После минутного молчания он нарушил повисшую гробовую тишину и заговорил тяжелым басом:

- Павел Петрович – вы. Я правильно понимаю?

- Да, я. А вы, простите?..

- Можете называть меня просто Максим. Без отчества. Не люблю. Чего там у вас за терки с Боряном? Во всех подробностях рассказывайте, без утайки.

Ну я и рассказал. Детально. Как он не сделал домашнее задание в очередной раз, как получил двойку, как мне угрожал и «тыкал». Максим, этот бычара, смотрел на меня немигающими глазами и внимал каждому слову. 

Я не понимал, хорошо это или не очень. Лицо непроницаемое, потрепанное жизнью. Страшно опять стало. Даже под ложечкой засосало.

Выслушав меня, Максим, ловко развернувшись на одной ноге… отвесил своему непутевому отпрыску звонкий подзатыльник. Потом начал объяснять ему, в чем конкретно он накосячил и как нужно исправить сложившуюся ситуацию. Зацитировать, простите, не смогу – слишком много мата и жаргона.

А через несколько дней произошло чудо. Боря пришел на урок с выполненным домашним заданием, разговаривал со мной вполголоса. Еще пообещал, что теперь будет хорошо учиться и не огорчит меня даже простой невнимательностью.

- Чего это с тобой случилось? - спросил я у парня.

- Ничего. Я осознал свои ошибки. Только вы, Павел Петрович, это… Отцу больше не говорите ничего. Он очень уж злой был. Сказал, что учителей надо уважать, а сам я… 

- Ну так ты не лоботрясничай, и я рассказывать не буду. Логично ведь?

С тех пор Борис ни разу не отвлекся на уроке, не пришел без домашнего задания и никого не оскорбил грубым словом, хотя раньше этим грешил регулярно. 

А еще мне раз в неделю-две стал звонить Максим. Кстати, совершенно нормальный человек, хоть и на самом деле с четким бандитским душком. Заверил, что спуска сорванцу не даст. Верю. Охотно!