Трехлетний сын начал материться. Мы обвиняли воспитателей, а они — нас. Виновника установили случайно

Наш Ванечка трех лет как-то за ужином на вопрос бабушки, понравилась ли ему тушеная картошка, ответил весьма колоритно. В переводе это значило, что кушанье удалось.

Но услышав его слова, бабушка схватилась за сердце, я так и замерла с ложкой у рта, а мой муж, доктор филологический наук, удивленно крякнул. 

Он, конечно, русский матерный изучил вдоль и поперек, но это же в теории, на практике его высоко литературный язык никогда бы так не извернулся.

— Внучек, а где ты слышал такие слова? — с дрожью в голосе спросила бабушка.

— В садике,— гордо ответил Ванька и еще ввернул пару словечек.

Бабушка схватилась уже за голову, а потом со стоном убежала в свою комнату пить таблетки. 

Мы с мужем тут же принялись объяснять нашему чаду, что так хорошие мальчики не говорят. И вообще таких слов нет (тут мы загнули, конечно,  но что ни скажешь, когда в шоке).

—Как это слов нет? — удивился Ванька. — Их же говорят. Значит, есть.

Муж прыснул в кулак, вспомнив песенку про пятую точку, я грозно на него посмотрела. Только так может смотреть доктор на доктора. Только я хирург. Филолог ретировался с кухни, вспомнив про непроверенные курсовые своих студентов. 

А я еще битый час объясняла сыну, что есть слова, которые неприлично говорить в обществе. Ванька слушал, кивал головенкой. Вроде понял.

Наутро я повела его в сад с твердым намерением высказать все воспитателям. Вот какие они воспитатели, если позволяют себе такие слова при детях. То, что это именно они матерились при детях, сомнений не было. 

В нашей семье таких слов вообще не употребляют, даже если на голову люстра упадет.

Отправив ребенка в группу, я отозвала воспитателя, и все ей высказала.

— То есть вы думаете, это мы виноваты, что ваш ребенок матерится? — воскликнула Нина Александровна, пожилая воспитательница, с сорокалетним стажем. — И кто, с вашего позволения? Я или моя напарница Алина Сергеевна?

Конечно, Нина Александровна мало подходила на роль матерщинницы. Впрочем, и молоденькая Алиночка, прелестный цветочек — тоже. 

Но кто тогда? Повар, няня, заведующая, сторож?  Я задумалась. Люди все вроде приличные. Вчерашний запал стал пропадать.

— Возможно, вы в доме что-то говорили, вот Ваня и запомнил, — поджав губы, предположила воспитательница.

— Дома? — вскипела я. — Да как вы смеете? Я на вас жаловаться буду!

И вновь внутри все заклокотало от возмущения. Виданное ли дело, перекладывают с больной головы на здоровую. Я ушла из садика в ярости. 

К вечеру, вроде, отпустило. За сыном в сад пошла после работы. По дороге встретила еще одну мамочку из нашей группы, и она мне тоже пожаловалась на изменения в лексиконе дочери, и не в лучшую сторону. 

— Точно кто-то из воспитателей, — решили мы.

В раздевалке нас встретила пара тройка родительниц, которые явно общались с воспитательницей по тому же вопросу, а она как героиня из известного фильма лепетала: «Не виноватая я»… А кто тогда виноват?

И вдруг правда вскрылась. И совершенно случайно. 

В тот день я решила забрать сына пораньше, так как образовался отгул, и хотелось выехать на природу. Была как раз золотая осень, грех не прогуляться по лесу. 

Возле детского сада уже некоторое время рабочие ремонтировали теплотрассу. О, и как они общались! Я услышала знакомые выражения. 

Я только вошла в здание, а ко мне уже прытко бежала заведующая, которая уже была в курсе всех наших претензий.

— Это рабочие! Рабочие! — взволнованно тараторила она. — Окна в вашей группе как раз выходят на сторону теплотрассы. Их сейчас открывают, в помещении жарко. Вот дети и наслушались работников. Мы как-то не придавали этому значение, а оно вон как вышло! Я как раз бегу с ними поговорить, чтобы языки прикусили, рядом же дети.

Заведующая ушла к теплотрассе. Уж не знаю, что она там говорила, но когда мы с сыном выходили из садика, с теплотрассы доносилась вполне приличная речь. Видимо, нашла заведующая нужные слова. 

Вскоре теплотрасса была починена, рабочие ушли дальше, а лексикон детей в нашем саду облагородился. И лишь иногда Ванечка дома нет-нет, да ляпнет что-то. Но, видя наши грозные  лица, тут же говорит, вроде как себя уговаривая: «Нет такого слова»…