Друг нарушил мои правила и выпустил из кладовки овчарку. Цена этого оказалась слишком велика

Мой друг Ваня хоть никогда не был женат и живет бобылем, одиноким себя не считает. Все потому, что у него есть верная подруга Люся – приличных размеров немецкая овчарка. Она к нему еще щенком попала, и с тех пор они, кажется, ни разу не расставались дольше, чем на три дня.

Разумеется, в гости Ваня тоже предпочитает ходить вместе с Люсей. Во всяком случае, к более или менее близким друзьям. Как минимум ко мне. Я, конечно, от псины товарища не в восторге, но не прогоняю. Тем более что овчарка всегда вела себя относительно мирно и никого не обижала.

Правда, было у меня условие. Если пришел ко мне с Люсей, то должен сразу и без напоминаний привязать ее в кладовке к стеллажу с одеждой. Ибо нечего ей разгуливать по квартире, пачкать все слюнями, грызть и путаться под ногами. Ну да, вот такой я нехороший – не люблю животных. Ваня хоть меня и ругал за это, но ни разу не ослушался.

Так было и в тот раз. Друг приехал ко мне посмотреть футбол на большом экране. Люсю свою привязал в кладовке, чмокнул ее в нос и спросил, не жалко ли мне собачку. Так и сказал:

- Тебе ее не жалко? Люсенька одна в четырех стенах. Из света только лампочка под потолком. Она же живая.

- Нет, не жалко. Это животное. С ней надо именно так. В чем-то ее нужно ограничивать. Контролировать. Иначе фиг знает, чего отчудить может.

- Ничего не отчудит. Она воспитанная, добрая и умная. Если хочешь знать, моя Люся адекватнее многих людей! - овчарка, будто услышав хозяина, протяжно заскулила в кладовке, отчего у меня по сердцу разлилась ледяная волна.

- Нет уж. Пусть сидит там, где ее привязали. В моем доме нет места для четвероногих, уж извини.

Ладно, поговорили да забыли. Как раз начался матч – мы открыли пиво, уселись в кресла и стали с интересом и бурными комментариями наблюдать за игрой.

Во время перерыва я пошел в подъезд покурить. Ваня же, как противник табака в любых его формах, остался в гостиной. Не было меня минут пять. Может, семь. Долго ли выкурить сигаретку, затушить ее о банку и подняться на один лестничный пролет? Он там такого нагородить за это время успел…

Начался второй тайм. Игра пошла оживленная. Настолько, что я потерял контроль над окружающим пространством. Да и звук из динамиков лился очень уж громкий – рев трибун, восклицания комментатора, звонкие шлепки ног футболистов о мокрый после дождя мяч. Кто знает, может, будь я чуть внимательнее, сумел бы предотвратить катастрофу?

После матча я понял, что у меня в спальне что-то не то. Какие-то странные звуки, которых там быть априори не должно – рвущаяся ткань, тяжелое дыхание со скулежом, приглушенный грохот. 

Посмотрел, а там… Люся. Та самая, которая должна была быть привязана в кладовке. И ладно бы она просто сидела. Нет! Эта сволочь сгрызла мой диван.

Я, конечно, сразу накинулся на Ваню. Мол, как его овчарка попала в спальню и как он собирается выходить из щекотливой ситуации. А тот посмотрел на меня исподлобья и сказал следующее:

- Ну да, это я ее спустил, пока ты курить ходил. Думаешь, ей в твоей кладовке хорошо да приятно? Там душно, полумрак. Скука смертная! Вот я и...

- Ага. Ценой моей мебели. Ты же в курсе, что я не люблю животных. И знаешь правила – собака ВСЕГДА привязана в кладовке. Без вариантов. Ну что, придется тебе оплатить мне обивку. Посмотри, от дивана-то почти ничего не осталось!

- Это ж животное! - голос Вани звучал издевательски. - С нее и спроси. А я тебе ни копейки не отдам. Потому что виноватым себя не чувствую. Считай это компенсацией Люсенькиных страданий.

И ушел. Взял свою собаченцию, снова чмокнул ее в носик и растворился в темноте вечерней Москвы.

До сих пор с друга не стряс ни копейки. Уперся, паразит. Сказал, что за страдания его собачки я сам еще приплатить должен. Наверное, обращусь в суд. Как бы я все понимаю – животное, мозгов нету. Но так наглеть Ваньке явно не стоило бы!